Таких оснований два.

1. Неподведомственность спора третейскому суду (или, как иногда говорят, неарбитрабильность спора). Она налицо в случаях, когда «спор, рассмотренный третейским судом, в соответствии с федеральным законом не может быть предметом третейского разбирательства» (пункт 2 статьи 42 Закона «О третейских судах в Российской Федерации», пункт 2(2) статьи 34 Закона «О международном коммерческом арбитраже», пункт 1 части третьей статьи 233 АПК РФ).

Как известно, на разрешение третейского суда могут быть переданы только споры, возникающие из гражданских правоотношений (пункт 2 статьи 1 Закона «О третейских судах в Российской Федерации», пункт 2 статьи 1 Закона «О международном коммерческом арбитраже»). Поэтому спор публично-правового (в частности, административного) характера (например, спор между налогоплательщиком и налоговым органом в связи с уплатой налога) даже при наличии письменного соглашения обеих сторон третейским судом рассматриваться не может.

Необходимо, однако, проводить различие между спорами в публично-правовой сфере, происходящими из отношений, основанных на принципе власти и подчинения, и такими спорами, которые, будучи связаны с административными отношениями, имеют тем не менее гражданско-правовую природу и потому могут быть разрешены третейским судом.

Рассмотрев кассационную жалобу организации, возражавшей против принудительного исполнения решения третейского суда со ссылкой на то, что рассмотренный третейским судом спор возник из налоговых, а не из гражданских правоотношений, Федеральный арбитражный суд Северо-Западного округа отметил в своем постановлении, что третейским судом был разрешен спор о взыскании убытков, возникших вследствие уплаты налога, то есть гражданско-правовой спор, а не спор, вытекающий из административных отношений, в связи с чем кассационная жалоба была оставлена без удовлетворения.

2. Противоречие решения третейского суда публичному порядку Российской Федерации (пункт 2(2) статьи 34 Закона «О международном коммерческом арбитраже»).

Оговорка о публичном порядке сформулирована в статье 1193 ГК РФ в связи с нормами иностранного права, последствия применения которых «явно противоречили бы основам правопорядка (публичному порядку) Российской Федерации».

В Законе «О третейских судах в Российской Федерации» говорится об отмене решения третейского суда, если оно «нарушает основополагающие принципы российского права» (пункт 2 статьи 42). Аналогичная норма содержится в пункте 2 части третьей статьи 233 АПК РФ.

(Примечание автора. АПК РФ говорит о противоречии публичному порядку лишь применительно к исполнению решения иностранного (государственного или третейского) суда (пункт 7 части первой статьи 244).

Понятия «основы правопорядка Российской Федерации» и «основополагающие принципы российского права» суть, несомненно, синонимы. Осторожность законодательных формулировок, избегающих употребления термина «публичный порядок» в связи с нормами российского права, по всей вероятности, объясняется выраженной в одном из определений Верховного Суда Российской Федерации идеей о том, что «применение норм национального российского права не может трактоваться как нарушение публичного порядка Российской Федерации». Применение российских правовых норм действительно не может нарушить российский публичный порядок. Однако нарушение норм российского права может повлечь и такие последствия, которые следует квалифицировать как нарушение публичного порядка нашей страны. Для примера достаточно обратиться к статье 169 ГК РФ, объявляющей ничтожной сделку, совершенную «с целью, заведомо противной основам правопорядка или нравственности». Нельзя не заметить почти полного текстуального совпадения формулировок, с одержащихся в абзаце 1 статьи 169 и в абзаце 1 статьи 1193 ГК РФ.

Представляется поэтому, что в пункте 2 статьи 42 Закона «О третейских судах в Российской Федерации», как и в пункте 2 части третьей статьи 233 АПК РФ, по существу подразумевается именно публичный порядок.

Необходимо подчеркнуть, что как российские, так и иностранные судебные органы проявляют максимальную осмотрительность при оценке решений третейских судов с точки зрения их соответствия публичному порядку страны, на территории которой и спрашивается принудительное исполнение, и крайне редко отменяют такие решения ввиду противоречия публичному порядку.

Весьма показательна в этом отношении позиция Федерального арбитражного суда Северо-Западного округа, подчеркнувшего в одном из своих постановлений, что «в компетенцию арбитражного суда, рассматривающего заявление об отмене решения третейского суда, входит не проверка правильности применения норм материального права третейским судом, а соблюдение им основополагающих принципов права, то есть его основных начал, которые обладают универсальностью, высшей императивностью и особой общезначимостью, поскольку только их нарушение может служить основанием для отмены решения третейского суда».

Важное значение имеет выявление критерия, руководствуясь которым можно было бы с достаточной определенностью различать, с одной стороны, ситуации, когда решение третейского суда, вынесенное с нарушением российского законодательства, не следует рассматривать как нарушающее основы правопорядка (а значит, публичный порядок) нашей страны, и, с другой стороны, такие случаи, когда решение третейского суда не только нарушает нормы нашего законодательства, но и несовместимо с основополагающими принципами российского права, в связи с чем оно подлежит отмене как противоречащее публичному порядку Российской Федерации.

В практическом плане таким критерием может служить статья 169 ГК РФ. Если арбитражный суд установит, что обращение решения третейского суда к принудительному исполнению привело бы к исполнению сделки, совершенной с целью, заведомо противной основам правопорядка или нравственности, у него будут все основания вынести определение об отмене (или отказе в принудительном исполнении) такого решения третейского суда ввиду его противоречия нашему публичному порядку.

Остается затронуть вопрос об основаниях для отказа в принудительном исполнении решения третейского суда. Как уже отмечалось, они почти полностью совпадают с уже рассмотренными основаниями для отмены третейского решения.

Единственное специфическое основание для отказа в принудительном исполнении решения третейского суда, отсутствующее в перечне основания для его отмены, указано в пункте 1(1) статьи 36 Закона «О международном коммерческом арбитраже» и представляет собой заимствование из пункта 1(е) статьи V Конвенции 1958 г. и из пункта 1(а), (V) статьи 36 Модельного закона ЮНСИТРАЛ. Это правило относится к первой группе оснований для отказа в принудительном исполнении решения третейского суда (то есть onus probandi несет лицо, возражающее против исполнения решения) и позволяет компетентному государственному суду отказать в принудительном исполнении третейского решения, которое, как сказано в Конвенции, «еще не стало окончательным для сторон или было отменено или приостановлено компетентной властью страны, где оно было вынесено, или страны, закон которой применяется».

Окончательный характер решения третейского суда означает его вступление в силу. В нашей стране третейское решение, если в нем не указан срок его исполнения, подлежит немедленному исполнению (см., например, § 44 Регламента МКАС), иными словами, оно вступает в силу немедленно. В некоторых государствах (в частности, в Голландии и в ФРГ) решение третейского суда становится окончательным после регистрации в местном государственном суде15.

Решение третейского суда, оспоренное в установленном порядке в государственном компетентном суде, следует признать окончательным в момент вступления в законную силу судебного акта, которым ходатайство заявителя оставлено без удовлетворения.

Что касается случаев, когда решение третейского суда «было отменено или приостановлено компетентной властью страны, где оно было вынесено, или страны, закон которой применяется» (выделено мною. — В. М.), то данная формулировка в принципе порождает ряд вопросов.

Прежде всего, о каком законе здесь идет речь? По мнению некоторых авторов, имеется в виду гипотетическая ситуация, когда по соглашению сторон арбитры применяли процессуальные правила не того государства, на территории которого был рассмотрен спор, а какого-либо другого. Применимое материальное право смыслом данной нормы не охватывается.

Другие авторы признают, что процитированная норма Конвенции дает основания и для вывода о возможности отмены третейского решения государственным судом страны, материальным правом которой регулировались отношения участников спора, рассмотренного третейским судом.

Если учесть, что Конвенция не уточняет основания отмены третейского решения судом упомянутого государства, можно полагать, что суд будет в таком случае руководствоваться нормами своего национального законодательства, а тем самым число оснований для отмены третейского решения существенно расширяется по сравнению с Конвенцией.

В этом смысле данная норма действительно «стоит особняком» по отношению к другим правилам Конвенции, в принципе нацеленной на сокращение перечня указанных оснований, и, как отмечено в литературе, применяется лишь в редких случаях.

Неслучайно Европейская конвенция о внешнеторговом арбитраже 1961 г. (пункт 2 статьи IX) по существу исключает эту норму Конвенции 1958 г. в отношениях между государствами — участниками обеих конвенций. Однако данное исключение не распространяется на отношения между государствами, из которых хотя бы одно, будучи участником Конвенции 1958 г., не участвует в Конвенции 1961 г. Например, Россия участвует в обеих, а Швейцария — только в Конвенции 1958 г. Поэтому в отношениях между Россией и Швейцарией норма ч. 1(е) статьи V Конвенции 1958 г. сохраняет силу.

Эта норма получила свое отражение и в правиле пункта 5 части второй статьи 239 АПК РФ, согласно которому арбитражный суд может отказать в выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда, если сторона, против которой данное решение принято, представит доказательства того, что «решение еще не стало обязательным для сторон третейского разбирательства или было отменено либо его исполнение было приостановлено арбитражным судом или иным судом в Российской Федерации либо судом другого государства, на территории которого это решение было принято, или государства, закон которого применяется».

Соответствие приведенного правила АПК РФ упомянутой норме Конвенции 1958 г. не вызывает сомнений. Пока данная норма Конвенции 1958 г. не отменена или не изменена, она продолжает действовать в существующей редакции, допускающей ее истолкование в том смысле, что под правом государства, закон которого применяется, имеется в виду и применимое материальное право.

В какой мере (и в какой интерпретации) эта норма будет применяться нашей судебной практикой — покажет будущее.

В. А. МУСИН, доктор юридических наук, профессор